Синтия Ленон после развода с мужем сказала, что они
всё равно будут вместе. Не в этом мире, так в каком-то другом. Я никогда не
понимал этих слов. Будучи заядлым материалистом, не веря ни в бессмертие, ни в
перерождение души. Не верил – и всё равно запомнил, и вот они всплыли в моей
памяти, совсем неожиданно, морозным вечером седьмого февраля.
читать дальше

Я стоял у
типового пятиэтажного дома и смотрел в окна третьего этажа, где, несмотря на
позднее время, горел свет. Там жила моя любимая женщина со своим мужем и двумя
детьми. Она всегда была прекрасной женой и любящей матерью. Именно такой, о
которых пишут в книгах. Она не изменяла мужу, ни единого раза за десять лет. Но
последние четыре года она любила меня. По крайней мере, говорила, что любила. Я
не хочу думать о том, что на самом деле это была усталость от неизменной и
рутинной семейной жизни, погоня за новыми впечатлениями. Хотя в глубине души
точно знаю, что изначально всё было мое – моя надежда, моя любовь, мое желание.
С того самого момента, как увидел ее на выставке современного искусства. Моя
женщина – художник, и я горжусь ею. Я влюбился в ее картины после первых трех
минут: пастельные тона, размытые образы, мосты и фонари. Печальное, тихое,
светлое настроение осени. Именно то, которое не вгоняет в беспросветную тоску,
а заставляет тепло и устало улыбаться. И мне до ужаса захотелось обнять того
человека, который нарисовал все это, обнять так крепко, как можно обнимать
только очень близкого друга. Переплести пальцы, подышать в ухо и сказать «я
рядом». Но, конечно же, и восхищение, и попытки завязать знакомство для нее
были не в новинку. Она окинула меня строгим взглядом, выдала пару дежурных фраз
и отвернулась. И целых полгода мне пришлось довольствоваться походами на
выставки, скупкой открыток и чтением ее блога (пишет она так же великолепно,
как и рисует). И только потом мы случайно встретились в кафе на вокзале (она
ждала приезда подруги из другого города, я только что проводил маму).
Разговорились, посмеялись каким-то старым шуткам. Обсудили последнюю выставку в
лофт-центре. Я рассказал, что работаю фотографом и пригласил ее на фотопрогулку
по городу. Так завязалась дружба. Что нравилось мне в ней? Ведь ее сложно
назвать красивой или обаятельной. Многим она кажется высокомерной, манерной и
унылой. Она не умеет радоваться мелочам, не умеет болтать о пустяках и не
пытается заигрывать. Но когда держишь ее за руку, возникает ощущение, что все в
мире идет так, как должно. Что тебе есть, куда возвращаться, есть, ради кого
совершать подвиги. Я черпал в ней вдохновение, и то, что мои работы прошли
отборочный тур в международном конкурсе – наполовину заслуга моей возлюбленной.



Мы дружили четыре года, а потом она вышла замуж. За
мужчину, которого никогда не любила, но безмерно уважала. Который умел
зарабатывать деньги и нравился ее родителям. Я пытался отговорить ее, убеждал,
что когда-нибудь она полюбит, и тогда вся налаженная семейная жизнь полетит
прахом. Что вечерами она будет умирать от тоски, обнимая мужчину, на которого
не сможет смотреть с восхищением. Что она никогда не простит ему его слепой,
его наивной любви, нежеланной и несвоевременной. Но она не стала меня слушать –
повесила трубку. Я всю ночь провел перед монитором компьютера, обрабатывая
фотографии и обсуждая заказы. А наутро понял, что люблю ее.



Странное, нелепое чувство. Что весь мир разрушится,
если я потеряю эту женщину. Что она каким-то непостижимым образом стала частью
меня. Я понял, что сойду с ума, если не поцелую ее. Но этот поцелуй мог
разрушить все то, что она много лет строила. Поэтому я снял деньги со своего
счета и уехал на пару месяцев в Индию. Путешествовал налегке по юным районам,
делал снимки, курить начал. И вернулся с твердой уверенностью, что хотя бы
попытаюсь завоевать. Не построить короткий роман, не ходить иногда на свидания.
А добьюсь, черт возьми, я добьюсь взаимности.



Она рассказывала мне, как счастлива в браке, что все
сложилось так, как она мечтала. Рассказывала о новой работе дизайнером. А потом
спросила, зачем я пригласил ее погулять. «Я хочу, чтобы ты стала моей». «Твоей
кем?». «Просто – моей». Она говорила, что люди не вещи, что я эгоист и
собственник. Что у нас разные понятия о жизни, разный взгляд на отношения. А в
глазах было столько мольбы, что у меня мурашки по спине бежали. И тогда я
понял, что она давно влюблена в меня, но никогда не признается в этом даже
самой себе.



Мы снова долго не виделись. Может, год, может,
полтора. Начали переписываться по электронной почте. И когда я снова увидел ее,
она уже ждала первого ребенка. Я начал постепенно осторожно возобновлять нашу дружбу:
водил ее на выставки, кормил мороженым, дарил новые книги. Моя забота очень
быстро переросла в ухаживания, но моя возлюбленная, кажется, не возражала. Она
призналась мне в любви. Когда дочке не было еще и года. Я предложил ей
развестись с мужем и выйти замуж за меня, но она отказалась, безо всяких
объяснений. Следующие несколько лет были долгими и сложными. Мы переписывались
ночами и бурно ссорились, я ревновал, она плакала. В итоге мы расстались.



Я много размышлял над тем, почему она не ушла из
семьи. И только потом понял – моя женщина была слабой. Ей нравилась ее вечная
осень, она могла хандрить, переживать, но так ничего и не делать для того,
чтобы вырваться, взлететь к ликующей весне. Любила ли она меня? Уверен, что
нет. Ей нравился наш красивый, ни к чему не обязывающий роман, затянувшийся на
годы. Ей нужно было знать, что и для нее в этом мире существует частичка любви.
Видеть мои восхищенные глаза и постоянно слышать о том, что она важна, нужна и
необходима. Мне неприятно думать о том, что именно на этом цементе держались
кирпичи ее надежной, стабильной семейной жизни.



Она позвонила мне, после рождения второй дочери. Просила
о встрече. И ее голос дрожал так сильно, как никогда раньше. Она пришла на
свидание в белом платье, похожая на невесту,
все еще девчонка, несмотря на свой возраст. И я знал, что могу позвать ее – и
она пойдет со мной. Что могу взять ее за руку и раз и навсегда увести от мужа,
от прежней жизни, в которой было все: радость, удовлетворение, работа,
стабильность. Не хватало только любви. И горячего чая с медом в полночь. И
яичницы в виде сердечка. И открыток с пушистыми медведями. Но я понимал, что
стоит мне настоять на своем – и она сломается, сломается окончательно. Не
сможет вынести ни осуждения родных, ни злых взглядов, ни сплетен. Разве мог я
сделать истеричкой свою любимую? Разве мог превратить ее в обычную скандальную,
опустившуюся тетку? Я смотрел у ее глаза, любимый до боли, до отчаяния. И знал,
что без них вся моя жизнь полетит прахом, сложится, как карточный домик. А еще
знал, что если скажу ей обо всем этом, то она уже не сможет быть счастлива в
своем привычном мирке. Что через неделю или год она наглотается таблеток или
спрыгнет с самой высокой крыши. Потому что поймет, какой пустой и серой может
быть жизнь без любви.



Я бросил ее. Бросил с такой жестокостью, на которую
вообще был способен. Играл подонка, говорил, что не люблю и не любил. Что
испытывал к ней страсть и только, что у меня было много других женщин. И
смотрел в ее помертвевшее, застывшее лицо. И ненавидел себя за ложь, и не мог
иначе.



Полгода – как в тумане. Один большой, не
прекращающийся загул. Какая-то девчонка, поклонница моего творчества, с которой
мы встречались «для галочки». Банкеты, вечеринки, друзья. Поездки по всему
миру. Тщательно построенная иллюзия счастливой жизни. И – боль, перемешанная с
радостью. Боль от того, как легко она поверила моим словам, что не попыталась
за маской равнодушия разглядеть нечто большее. И радость от того, что поверила.
Что смогла остаться с мужем и дальше заниматься творчеством. Писала, конечно, записи
в своем блоге, полные отчаяния. Но ни разу так и не позвонила мне. Моя
глупышка! Если бы только знала, что один звонок мог решить все, что я бы
примчался к тебе с другого континента,
на колени бы упал, лишь бы простила. Жизнь бы свою перекроил ради тебя. А,
может, она и знала. И именно поэтому не позвонила.



Вчера она прислала мне смс. С одним словом: «Приходи».
Но я на него так и не ответил. Я решил навсегда забыть ее. Ведь это не я
проиграл ее другому мужчины. Это я и она проиграли нас этому миру,
обстоятельствам, стереотипам. А, может, никогда и не было этого «мы», да и быть
не могло. Потому, что если могло бы – обязательно бы случилось. Ведь в наших
отношениях было так много ее самой, ее детей, ее мужа. И совсем не было меня.
Как говорил мой лучший друг: «Не переживай о том, что не можешь сделать свою
женщину счастливой. Просто, скорее всего, это не твоя женщина».



Мне предложили выгодный контракт в Америке, и завтра
мне предстоит навсегда покинуть Россию. Во мне нет ни сожаления, ни отчаяния,
ни боли. Печальное, тихое, светлое настроение осени (и неважно, что сейчас
февраль).



Пустота.



И единственным проблеском надежды оказалась мечта о
том, что в каком-то другом мире, в совершенно иной реальности мы с ней обязательно
будем вместе. А, может, уже вместе. Бесконечно долго гуляем по любимому нами
городу, играем в снежки. И моя неповторимая женщина смеется так весело и
задорно, как не умеет смеяться здесь, в этом мире. И смотрит на меня сияющими
глазами, и сжимает мою руку крепко-крепко, почти до боли. И в этот миг у меня
возникло ощущение, что в этом мире я похоронил свою любимую женщину.