Еще на третьем курсе Хогвартса, когда Лили было всего четырнадцать лет, молодых волшебников водили на экскурсию в Лувр. Не на обычную, маггловскую, во время которой рассказываются всякие скучные вещи, вроде имен, дат рождения и смерти и фактов биографии. А на самую что ни на есть необычную, во время которой пожилой волшебник с плутоватыми голубыми глазами, лучившимися весельем (прямо как у Дамблдора!), рассказывал о том, кто из волшебников мог быть магом и почему. Тогда же Лили уверилась в том, что ни один более или менее талантливый художник не может быть обычным человеком – он в той или иной мере обладает магией, просто не всегда знает об этом. Недаром магглы называют гениев безумцами. Художники видят то, что остальным не под силу заметить, как будто смотрят сквозь тонкую грань между мирами. Этим даром обладают даже не все волшебники!
А вот Эвелина Лавгуд этим даром обладала.
читать дальшеОна могла часами рассказывать о таких существах, о которых никто и никогда не слышал. Лили вместе с Алисой поначалу подшучивала над фантазеркой, пока однажды Джеймс не сказал ей: «То, чего мы не видим и о чем даже не догадываемся, кажется нам несуществующим в действительности». Мудрые слова мужа поразили Лили до глубины души. Она привыкла к угловатости и грубоватости мужа, лишенного сентиментальности и наивности. Но этот человек навсегда останется для нее непредсказуемым, полным сюрпризов. Лили честно признавалась самой себе, что это – одна из тех черт, которую она в нем любит. Джеймс, ее Джеймс – настоящий фейерверк, коробочка с сюрпризом, загадка. Она всегда прислушивалась к словам мужа, и на этот раз тоже.
О да, Эвелина Лавгуд могла часами рассказывать о морщерогих кизляках, мозгошмыгах и прочих существах. При этом ее крупные, слегка навыкате глаза затуманивались, становясь похожими на глаза домового эльфа. И все же Лили любила слушать ее. А еще любила наблюдать за тем, как Эвелина пишет картины. Она была действительно гениальным художником – под ее карандашом (или кисточкой) луна в ночном небе светилась так, будто была обведена фосфором, цветы казались объемными, а бабочки неожиданно начинали порхать из одного угла в другой.
А однажды Эвелина подарила своей подруга странный подарок – тонкий альбом с эскизами в кожаной обложке.
- Спасибо, Эви. Но что это такое.
- А ты посмотри, - предложила Эвелина, хитро прищурившись, и тут же усадили Лили на скамейку в саду.
Да, действительно, эти эскизы заслуживали того, чтобы рассматривать их не торопясь. Первые шесть страниц были полностью посвящены супругам Поттер: Джеймс, кружащий Лили на руках; собирающий для нее цветы ранним утром; семейное чаепитие на веранде. А затем… затем следовало что-то невероятное. Это были портреты самой Лили в разных возрастах.
Первый – лет в четырнадцать, написанный акварелью. Худенькая девчонка с яркими-яркими веснушками и глазами цвета ранней листвы, сморщившая носик в забавной гримасе. Она же – в профиль, с надутыми губками и волосами, стоящими дыбом, как шерсть у рассерженного котенка.
Второй портрет – лет в семнадцать. Лили на нем казалась какой-то загадочной и отдаленно похожей на вейлу – мерцающая кожа, высокая прическа с жемчужными шпильками, вечерний макияж и сережки в виде золотых морских раковин. Взгляд слегка растерянный и очень счастливый.
Третий – еще на пару лет старше, с листа улыбалась задорная, полная жизни девушка с волосами цвета ржи, заплетенными в тугую косу, уложенную кольцом вокруг головы. И глаза – искрящиеся, как настоящие изумруды. Этот портрет был написан маслом и напоминал картины старинных итальянских мастеров.
Четвертый, выполненный пастелью, изображал двадцатилетнюю женщину с умиротворенным, почти кротким лицом, с легкими морщинками, прорезавшими высокий лоб. Волосы убраны в хвост, и только несколько медных завитков падают на шею.
Лили на пятом портрете казалась очень взрослой и очень строгой, похожей на Минерву Макгонагал. Ей было лет тридцать или чуть больше, волосы слегка потускнели, а глаза потемнели, потеряв прозрачность, зато приобретя необычайную глубину, став похожими на лесные озера.
Рассматривая рисунки, Лили могла поспорить, что они не похожи ни на одну ее колдографию, потому что даже самая лучшая камера способна запечатлеть любой момент, любую внешность, но не душу. А то, что Эвелина Лавгуд изобразила не подругу в разные возрастные периоды, а произошедшие с ней изменения – не подлежало сомнению. Пять портретов, пять зарисовок из жизни… пять хоркрусов. Мерлин великий, а ведь все верно! Сережки-раковинки, подаренные ей Джеймсом на выпускной бал в Хогвартсе, в тот день, когда она так отчаянно жалела, что шесть счастливых лет позади. В тот день, когда она мечтала о том, чтобы остаться в замке хоть на чуть-чуть. Прическа в виде обвитой вокруг головы косы, которая так нравилась Муни. Первые морщинки, появившиеся у Лили во время беременности. И строгий взгляд женщины, которая, судя по письмам, сумела повлиять даже на твердолобую Петунью.
Хотелось засыпать Эвелину вопросами: откуда она узнала? Почему выбрала именно эти моменты? Почему в альбоме нет портрета той Лили, которая сейчас… Но ни один из ответов подруги ее бы не удовлетворил. Эвелина видит и все тут. Расспрашивать ее о картинах – то же самое, что расспрашивать птичку о том, почему и о чем она поет. На глазах у Лили выступили невольные слезы.
- Эви… это самый лучший подарок, который ты могла мне сделать!
Эвелина Лавгуд задумчиво кивнула – она и без слов знала, как важен этот альбом для подруги. Кажется, она думала о чем-то очень-очень важном, но вскоре взгляд ее прояснился.
- Лили, я хочу тебя попросить о чем-то очень важном. Завтра я принесу тебе две картины. Я хочу, чтобы первую ты продала художнику Мишелю Саратру, его можно найти в лавке «Кисточка и карандаш». А вторую ты должна отослать моей дочери, Луне, в подарок на шестнадцатилетние. Только так, чтобы она не знала, от кого этот подарок.
- Я с удовольствием помогу тебе, но как…
- Неважно, как. Просто скажи, готова ты мне помочь или нет.
- Конечно, готова.
- Тогда мне нужно их обе закончить. Увидимся завтра.
Махнув подолом небесно-голубого платья, Эвелина Лавгуд поспешила к своему дому, оставив подругу в полном недоумении. Что ж, Дамблдор в прошлом любил повторять, что чудеса не обязательно понимать разумом, главное – просто в них верить. А Лили верила.
Это были два пейзажа, две великолепных пейзажа.
На первом из них была изображена узкая улочка какого-то старого города, невысокие дома с красными черепичными крышами, люди под зонтами, спешащие по своим делам и горы, сказочные сине-зеленые горы, покрытые лесами. А в правом верхнем углу картины порхал крошечный дракон, размером со стрекозу, абсолютно ни на что не похожий: нежно-розовое брюшко, алая спинка, голубые глаза на половину морды и забавный золотистый хохолок.
- Это иллюстрация к какой-то сказке? – неуверенно поинтересовалась Лили.
- Почти, - улыбнулась Эвелина, и ее глаза снова затуманились. – Это Румыния.
Больше она ничего не сказала, но Лили поняла, что в тот миг, взяв картину в руки, она и вправду прикоснулась к сказке. К чужой, красивой и таинственной истории.
Второй пейзаж был написан в сочных, ярких красках. Залитый полуденным солнцем луг с высокой травой, пчелы, жужжащие вокруг полевых цветов и бездонное синее небо. Казалось, от картины веет прохладным ветром, напоенным запахом меда, принизанным птичьими трелями. Лили, как завороженная, смотрела и смотрела на картину, не в силах оторваться, будто пытаясь шагнуть за раму.
- Это место кажется мне смутно знакомым. Ты писала какое-то конкретное место, Эви?
Но подруга, все также безмятежно улыбаясь, только пожала плечами. Лили неожиданно подумала о том, прислушивается ли ее сын к советам Луны Лавгуд и насколько близко они общаются. Наверняка, эта девочка могла бы многому его научить. Но за это не стоит беспокоиться – та, вторая Лили, позаботится о Гарри и даст ему верный совет. Кто бы дал такой совет ей самой.
- Лили, ты расстроилась? Право, не стоит. Я не думала, что моя картина огорчит тебя.
- Что ты, она меня совсем не огорчает, наоборот. Даже жалко ее кому-то отдавать.
- То, что мы теряем – все равно к нам вернется. Хоть и не всегда так, как мы ожидаем.
Перед сном Лили положила оба пейзажа на прикроватную тумбочку. Она повернулась к Джеймсу, чтобы рассказать ему об удивительной просьбе своей подруги, но он приложил палец к губам.
- Тссс, Лил, милая, настоящее волшебство боится яркого света и сказанных вслух слов.
И все же она вышла замуж за самого замечательного человека на свете!