carpe diem - лови момент
- Джеймс?
Он заморгал, сгоняя сонное наваждение, но уже улыбаясь своей очаровательной жене. Лили, его Лили. Так странно – он до сих пор не мог в это поверить: эта красивая, добрая, чуткая женщина отдала свое сердце именно ему, такому шалопаю. И эти волосы, похожие по цвету на старое золото – всегда пахнут именно так, как нравится ему; и эти глаза зеленые-зеленые, как у кошки, всегда смотрят на него с такой теплотой, с непередаваемым восторгом.
- Джеймс, мне кажется, нам пора.
- Пора – что?
- Пора уезжать, милый. Купить билеты, сесть в поезд.
читать дальшеДжеймс прислушался к собственным ощущениям – и вправду пора. Как ни замечательно было здесь, в кругу друзей, такая жизнь начинала уже тяготить. Однообразная, наполненная только воспоминаниями о прошлом. Но оставался нерешенным еще один очень важный вопрос.
- А как же пятый?
Лили на миг отвела взгляд и закусила губу – она делала так всегда, когда волновалась.
- Я думаю, с ним все в порядке, - медленно, будто через силу ответила она.
- Но ты же не видела его во сне и письма не получала? Так как же…
- Просто знаю, - пожала плечами Лили, и взгляд ее стал очень задумчивым. Она уходила от темы.
- Эта часть души… это как с Хогвартсом, да? – Мерлиновы придатки, ну почему из нее приходится клещами тянуть ответ. Но Джеймс ничем не выдал своего огорчения – она знал, что рано или поздно жена сама ему все расскажет. Просто надо дать ей время, на нее ни в коем случае не нужно давить.
Лили уверенно кивнула, затем, набравшись храбрости, посмотрела мужу в глаза и прошептала:
- Она решила остаться с Северусом.
Впервые за долгое время это имя возникло между ними черной тенью, такой же грозной, как и ее обладатель. Северус – человек, которого Джемс почти ненавидел, которого презирал. И которого любила Лили. Она его любила… и что мог сделать с этим Джеймс? Продолжать делать вид, что мага с таким именем не существует? Сказать, что Снейп – предатель, вдвойне предатель, что он – одна из причин их гибели? И – навсегда потерять доверие Лили. Нет, не ее любовь, которая сильнее любого предательства, любых обидных слов. А – доверие. Знать, что она никогда не расскажет ему о своих истинных переживаниях, что будет шептаться о своих секретах с кем-то другим? И – перестать понимать эту удивительную женщину? Никогда! Если она так привязана к этому… человеку, то и он, Джеймс, будет бороться со своей неприязнью к нему, он будет уважать любого, кого Лили удостоит своей привязанностью. Даже если ей взбредет в голову (что не исключено!) нежно привязаться к Волдеморту.
- Это твой выбор, и я его уважаю. Пусть та Лили будет счастлива. Пусть она сделает счастливым… Северуса, - уверенно сказал Джеймс.
Лили бросилась на шею мужу и чуть не задушила его в объятьях.
- Ты самый лучший, самый замечательный мужчина на свете, Поттер! И я горжусь тем, что ношу твою фамилию!
Да, ради этих слов стоило переступить через собственную гордость. Вот она – самая главная черта Лили – рядом с ней все становятся лучше. Не потому, что она их к чему-то принуждает – нет, она ни словом, ни взглядом не осуждает, никого не ставит в пример. Но рядом с ней, согретые ее светом, люди сами как будто пробуждаются от долго сна, начинают верить в себя, видя свое прекрасное отражение в ее глазах.
- Мы попрощаемся со всеми? – неуверенно спросил Джеймс.
- Конечно! Ненадолго, не навсегда, я знаю. Но попрощаемся, - предчувствия еще никогда не подводили Лили.
Северус никогда не говорил Лили о своих чувствах – он вообще был не из тех людей, которые говорят о подобных вещах. Никаких громких заявлений (в духе Дамблдора) о том, что она – единственный лучик света, который не позволяет ему утонуть во тьме. Никаких громких заявлений (в духе Поттера) о том, что он жить без нее не сможет. Просто он всегда был рядом: рассказывал ей о мире волшебников, защищал от неуемных маггловских детей, помогал в домашними заданиями по зельям, не позволял никому из слизеринцев подначивать ее, носил ее сумку, водил ее в Сладкое королевство, видел ее во сне и думал о ней каждую минуту. И все это – молча. А когда она ушла – он погряз во тьме. Простив ей и разрыв отношений, и свадьбу с Поттером – Северус никогда, даже в мыслях, не осуждал ее, не пытался представить виновницей случившегося. Он был уверен, что сам не достоин этого солнышка. И ему никогда не приходило в голову задаваться вопросом – достоин ли ее этот Поттер. Раз она его выбрала – значит, достоин.
Единственный его друг, Люциус, называл его чувства нездоровыми, манией, психозом и уговаривал оглядеться по сторонам, просто жить, подпустить к себе другую женщину. Дамблдор называл это чувством вины и ответственности – и требовал покаяния и служение идеалам света. Волдеморт, если бы знал, назвал бы их слабостью, а самого Северуса – тряпкой и маггловским отродьем. Но все они ошибались.
В тот миг, когда умерла Лили – умер и Северус. Ни в каком ни в фигуральном смысле, вполне в реальном. Казалось, что кровь застывает в жилах, а сердце бьется все реже и реже. Он бы и умер – как преданный пес на могиле хозяина. Просто потому, что для него не существовало этого мира без Лили. Потому что его самого без нее не существовало.
- Северус, - тихий голос музыкой звучал у него в ушах. – Я здесь, я с тобой. Не умирай.
Он открыл глаза – не для того, чтобы проверить, здесь ли Лили – он точно знал, что ее больше нет. Не со слов Волдеморта, просто чувствовал. Как близнецы чувствуют друг друга на расстоянии, как мать чувствует свое дитя. Северус хотел только увидеть ее колдографию, стоящую на столе. Единственную колдографию в его доме. Прямо на него смотрели глаза цвета ранней листвы. Глаза, которые он бы не спутал ни с какими другими.
Северус, оглушенный и ослепленный, сел на диване и увидел, что на полу возле него сидит… Лили Эванс, четырнадцатилетняя девчонка с яркими-яркими веснушками на бледном личике, с волосами, стоящими дыбом, как шерсть у рассерженного котенка. Хотелось вскочить, схватить ее в объятья и никогда, никогда не отпускать. Но он уже давно перестал верить в то, что это возможно.
Лили перевела взгляд на прикроватную тумбочку, на которой стояли флаконы с зельями, и осторожно взяла один из них – в котором плескалась фиолетовая жидкость с золотыми вкраплениями. Liquor mors – «жидкая смерть», самый сильный из всех существующих магических ядов.
- Скажи мне, что я слабак, - голос Северуса был непривычно хриплым. – Скажи, что человеку всегда найдется, ради чего жить.
Она отрицательно покачала головой. Лили знала, что на этот раз ее возвращение будет не таким, как в предыдущих случаях. Что ей придется спорить и доказывать, убеждать и настаивать – и все равно он вряд ли ее примет. Потому что это не тот случай, когда он вернулась, чтобы спасти. Она вернулась, чтобы спасли ее. И если та, взрослая Лили была права, оставив человека, который не захотел меняться ради нее, выбрав свою вторую половинку, Джеймса, то эта, четырнадцатилетняя девчонка, ошиблась. Потому что она предала своего самого близкого на свете человека, человека, который отдал ей все. Человека, который был ей нужен больше всего на свете. Она не хотела понимать, как это возможно, чтобы та, взрослая женщина, была предназначена Поттеру и в какой момент они стали двумя совершенно различными волшебницами. Да и не могла бы, наверно, понять, даже при большом желании.
И Лили быстро-быстро затараторила по давней детской привычке, захлебываясь мыслями, путаясь в словах. Быстрее, чтобы Северус не успел перебить ее. Чтобы выслушал. О том, как она погбли от руки Темного Лрода и как оказалась на вокзале Кингс-Кросс. Как Дамблдор рассказал ей о хоркрусах, как она получила первое письмо. О судьбе каждой из частичек души, особенно подробно – о последней, оставшейся в Хогвартсе. О тех портретах, которые написала Эвелина Лавгуд.
А он – молчал, и его молчание было недоверчивым и тяжелым, почти видимым. Как будто Северус пытался сложить обратно из осколков свое сердце, свою жизнь – и не мог. Как будто он отчаянно хотел поверить, принять, - и снова не мог. И сердце его билось все так же тихо-тихо, готовое в любой момент замереть.
- Значит, какая-то часть... твоей души… была привязана ко мне так же сильно, как к собственному сыну? – видит Мерлин, он искал способ ей поверить.
Но Лили решила быть честно до конца, поэтому отрицательно покачала головой.
- Прости… Сев… нет. Ты сам привязал меня к себе, потому что не мог без меня. Та Лили, взрослая… мы с ней… разные. Она – мудрая, очень мудрая, и живет только своим мужем. Она иногда грустит, вспоминая о тебе, и сама не замечает, что вспоминает все реже и реже. Нет, ты не подумай, она никогда не сможет выкинуть тебя из своей жизни. Ты – часть ее жизни, и так будет всегда. Но ей – никогда не будет по-настоящему больно, потому что ты простил ее.
- А ты? – голос Северуса звучит карканьем, а глаза его уже совершенно пустые – мертвые.
- А мне будет больно – всегда. Потому что я совершила такую ошибку, которую невозможно исправить, мою вину невозможно загладить. Потому что для меня нет жизни без моего mi amice, меня самой нет без тебя.
Кажется, эти слова привели Северуса в чувства. Он еще раз внимательно присмотрела к сидящей на полу девушке. Лили была именно такой, какой он помнил ее: почти пшеничного цвета волосы, испуганное открытое личико, быстро взлетающие вверх-вниз ресницы (она всегда начинает часто моргать перед тем, как расплакаться), тонкие дрожащие пальчики, нервно перебирающие бахрому на покрывале. Именно такой он узнал ее. Такой же растерянной и встревоженной прибегала она к Северусу после очередной ссоры с Петуньей или после неприятного разговора в гриффиндорской гостиной (ведь там зачастую обсуждались коварные слизеринцы). Девочка в короткой школьною юбке (он знал, что она, тайком от Макгонагал специально укорачивала юбку без помощи магии), в полосатых красно-оранжевых гольфах, белой рубашке с небрежно завязанном факультетским галстуком. Та Лили, которая была ему дорога четыре года, со дня их знакомства. Та Лили, которая слишком быстро уступила место серьезной и взрослой девушке и морщинками на лбу и уверенным взглядом. Та Лили, которую он уже разучился любить.
Она все поняла мгновенно – женщины всегда чувствуют, если их не любят.
- Северус, - она отчаянно держалась, чтобы позорно не разреветься, – пожалуйста, разреши мне быть рядом, поддерживать тебя. Просто в качестве друга, в качестве…
- Чтобы растравливать мои раны? – тон его был излишне резким, но он тоже сдерживался – чтобы не закричать. – Чтобы лишний раз напоминать мне о том, что МОЯ Лили умерла?
- Но что же мне делать?
- Я не знаю. Лили не сказала своему пятнадцатилетнему amicus, что ему делать с той пустотой, которая осталась внутри него. И он заполнил пустоту чем могу – а выбор у него, признаться, был небольшой. Жизнь без мечты, без надежды, без любви. Жизнь… какое забавное слово. Извини, тот мальчик, к которому привязана ты – он еще умел любить. Но он давно умер. А сейчас перед тобой только верный сторонник Темного Лорда, лучший зельевар и окклюмент современности, которого ты совершенно не знаешь.
- Позволь мне узнать! – Лили порывисто наклонилась к нему, пытаясь схватить широкую ладонь с тонкими пальцами, но он отдернулся.
- В. Этом. Нет. Ни. Малейшего. Смысла, - голос Северуса был таким же мертвым, как и его глаза. – Уходи.
Он заморгал, сгоняя сонное наваждение, но уже улыбаясь своей очаровательной жене. Лили, его Лили. Так странно – он до сих пор не мог в это поверить: эта красивая, добрая, чуткая женщина отдала свое сердце именно ему, такому шалопаю. И эти волосы, похожие по цвету на старое золото – всегда пахнут именно так, как нравится ему; и эти глаза зеленые-зеленые, как у кошки, всегда смотрят на него с такой теплотой, с непередаваемым восторгом.
- Джеймс, мне кажется, нам пора.
- Пора – что?
- Пора уезжать, милый. Купить билеты, сесть в поезд.
читать дальшеДжеймс прислушался к собственным ощущениям – и вправду пора. Как ни замечательно было здесь, в кругу друзей, такая жизнь начинала уже тяготить. Однообразная, наполненная только воспоминаниями о прошлом. Но оставался нерешенным еще один очень важный вопрос.
- А как же пятый?
Лили на миг отвела взгляд и закусила губу – она делала так всегда, когда волновалась.
- Я думаю, с ним все в порядке, - медленно, будто через силу ответила она.
- Но ты же не видела его во сне и письма не получала? Так как же…
- Просто знаю, - пожала плечами Лили, и взгляд ее стал очень задумчивым. Она уходила от темы.
- Эта часть души… это как с Хогвартсом, да? – Мерлиновы придатки, ну почему из нее приходится клещами тянуть ответ. Но Джеймс ничем не выдал своего огорчения – она знал, что рано или поздно жена сама ему все расскажет. Просто надо дать ей время, на нее ни в коем случае не нужно давить.
Лили уверенно кивнула, затем, набравшись храбрости, посмотрела мужу в глаза и прошептала:
- Она решила остаться с Северусом.
Впервые за долгое время это имя возникло между ними черной тенью, такой же грозной, как и ее обладатель. Северус – человек, которого Джемс почти ненавидел, которого презирал. И которого любила Лили. Она его любила… и что мог сделать с этим Джеймс? Продолжать делать вид, что мага с таким именем не существует? Сказать, что Снейп – предатель, вдвойне предатель, что он – одна из причин их гибели? И – навсегда потерять доверие Лили. Нет, не ее любовь, которая сильнее любого предательства, любых обидных слов. А – доверие. Знать, что она никогда не расскажет ему о своих истинных переживаниях, что будет шептаться о своих секретах с кем-то другим? И – перестать понимать эту удивительную женщину? Никогда! Если она так привязана к этому… человеку, то и он, Джеймс, будет бороться со своей неприязнью к нему, он будет уважать любого, кого Лили удостоит своей привязанностью. Даже если ей взбредет в голову (что не исключено!) нежно привязаться к Волдеморту.
- Это твой выбор, и я его уважаю. Пусть та Лили будет счастлива. Пусть она сделает счастливым… Северуса, - уверенно сказал Джеймс.
Лили бросилась на шею мужу и чуть не задушила его в объятьях.
- Ты самый лучший, самый замечательный мужчина на свете, Поттер! И я горжусь тем, что ношу твою фамилию!
Да, ради этих слов стоило переступить через собственную гордость. Вот она – самая главная черта Лили – рядом с ней все становятся лучше. Не потому, что она их к чему-то принуждает – нет, она ни словом, ни взглядом не осуждает, никого не ставит в пример. Но рядом с ней, согретые ее светом, люди сами как будто пробуждаются от долго сна, начинают верить в себя, видя свое прекрасное отражение в ее глазах.
- Мы попрощаемся со всеми? – неуверенно спросил Джеймс.
- Конечно! Ненадолго, не навсегда, я знаю. Но попрощаемся, - предчувствия еще никогда не подводили Лили.
Северус никогда не говорил Лили о своих чувствах – он вообще был не из тех людей, которые говорят о подобных вещах. Никаких громких заявлений (в духе Дамблдора) о том, что она – единственный лучик света, который не позволяет ему утонуть во тьме. Никаких громких заявлений (в духе Поттера) о том, что он жить без нее не сможет. Просто он всегда был рядом: рассказывал ей о мире волшебников, защищал от неуемных маггловских детей, помогал в домашними заданиями по зельям, не позволял никому из слизеринцев подначивать ее, носил ее сумку, водил ее в Сладкое королевство, видел ее во сне и думал о ней каждую минуту. И все это – молча. А когда она ушла – он погряз во тьме. Простив ей и разрыв отношений, и свадьбу с Поттером – Северус никогда, даже в мыслях, не осуждал ее, не пытался представить виновницей случившегося. Он был уверен, что сам не достоин этого солнышка. И ему никогда не приходило в голову задаваться вопросом – достоин ли ее этот Поттер. Раз она его выбрала – значит, достоин.
Единственный его друг, Люциус, называл его чувства нездоровыми, манией, психозом и уговаривал оглядеться по сторонам, просто жить, подпустить к себе другую женщину. Дамблдор называл это чувством вины и ответственности – и требовал покаяния и служение идеалам света. Волдеморт, если бы знал, назвал бы их слабостью, а самого Северуса – тряпкой и маггловским отродьем. Но все они ошибались.
В тот миг, когда умерла Лили – умер и Северус. Ни в каком ни в фигуральном смысле, вполне в реальном. Казалось, что кровь застывает в жилах, а сердце бьется все реже и реже. Он бы и умер – как преданный пес на могиле хозяина. Просто потому, что для него не существовало этого мира без Лили. Потому что его самого без нее не существовало.
- Северус, - тихий голос музыкой звучал у него в ушах. – Я здесь, я с тобой. Не умирай.
Он открыл глаза – не для того, чтобы проверить, здесь ли Лили – он точно знал, что ее больше нет. Не со слов Волдеморта, просто чувствовал. Как близнецы чувствуют друг друга на расстоянии, как мать чувствует свое дитя. Северус хотел только увидеть ее колдографию, стоящую на столе. Единственную колдографию в его доме. Прямо на него смотрели глаза цвета ранней листвы. Глаза, которые он бы не спутал ни с какими другими.
Северус, оглушенный и ослепленный, сел на диване и увидел, что на полу возле него сидит… Лили Эванс, четырнадцатилетняя девчонка с яркими-яркими веснушками на бледном личике, с волосами, стоящими дыбом, как шерсть у рассерженного котенка. Хотелось вскочить, схватить ее в объятья и никогда, никогда не отпускать. Но он уже давно перестал верить в то, что это возможно.
Лили перевела взгляд на прикроватную тумбочку, на которой стояли флаконы с зельями, и осторожно взяла один из них – в котором плескалась фиолетовая жидкость с золотыми вкраплениями. Liquor mors – «жидкая смерть», самый сильный из всех существующих магических ядов.
- Скажи мне, что я слабак, - голос Северуса был непривычно хриплым. – Скажи, что человеку всегда найдется, ради чего жить.
Она отрицательно покачала головой. Лили знала, что на этот раз ее возвращение будет не таким, как в предыдущих случаях. Что ей придется спорить и доказывать, убеждать и настаивать – и все равно он вряд ли ее примет. Потому что это не тот случай, когда он вернулась, чтобы спасти. Она вернулась, чтобы спасли ее. И если та, взрослая Лили была права, оставив человека, который не захотел меняться ради нее, выбрав свою вторую половинку, Джеймса, то эта, четырнадцатилетняя девчонка, ошиблась. Потому что она предала своего самого близкого на свете человека, человека, который отдал ей все. Человека, который был ей нужен больше всего на свете. Она не хотела понимать, как это возможно, чтобы та, взрослая женщина, была предназначена Поттеру и в какой момент они стали двумя совершенно различными волшебницами. Да и не могла бы, наверно, понять, даже при большом желании.
И Лили быстро-быстро затараторила по давней детской привычке, захлебываясь мыслями, путаясь в словах. Быстрее, чтобы Северус не успел перебить ее. Чтобы выслушал. О том, как она погбли от руки Темного Лрода и как оказалась на вокзале Кингс-Кросс. Как Дамблдор рассказал ей о хоркрусах, как она получила первое письмо. О судьбе каждой из частичек души, особенно подробно – о последней, оставшейся в Хогвартсе. О тех портретах, которые написала Эвелина Лавгуд.
А он – молчал, и его молчание было недоверчивым и тяжелым, почти видимым. Как будто Северус пытался сложить обратно из осколков свое сердце, свою жизнь – и не мог. Как будто он отчаянно хотел поверить, принять, - и снова не мог. И сердце его билось все так же тихо-тихо, готовое в любой момент замереть.
- Значит, какая-то часть... твоей души… была привязана ко мне так же сильно, как к собственному сыну? – видит Мерлин, он искал способ ей поверить.
Но Лили решила быть честно до конца, поэтому отрицательно покачала головой.
- Прости… Сев… нет. Ты сам привязал меня к себе, потому что не мог без меня. Та Лили, взрослая… мы с ней… разные. Она – мудрая, очень мудрая, и живет только своим мужем. Она иногда грустит, вспоминая о тебе, и сама не замечает, что вспоминает все реже и реже. Нет, ты не подумай, она никогда не сможет выкинуть тебя из своей жизни. Ты – часть ее жизни, и так будет всегда. Но ей – никогда не будет по-настоящему больно, потому что ты простил ее.
- А ты? – голос Северуса звучит карканьем, а глаза его уже совершенно пустые – мертвые.
- А мне будет больно – всегда. Потому что я совершила такую ошибку, которую невозможно исправить, мою вину невозможно загладить. Потому что для меня нет жизни без моего mi amice, меня самой нет без тебя.
Кажется, эти слова привели Северуса в чувства. Он еще раз внимательно присмотрела к сидящей на полу девушке. Лили была именно такой, какой он помнил ее: почти пшеничного цвета волосы, испуганное открытое личико, быстро взлетающие вверх-вниз ресницы (она всегда начинает часто моргать перед тем, как расплакаться), тонкие дрожащие пальчики, нервно перебирающие бахрому на покрывале. Именно такой он узнал ее. Такой же растерянной и встревоженной прибегала она к Северусу после очередной ссоры с Петуньей или после неприятного разговора в гриффиндорской гостиной (ведь там зачастую обсуждались коварные слизеринцы). Девочка в короткой школьною юбке (он знал, что она, тайком от Макгонагал специально укорачивала юбку без помощи магии), в полосатых красно-оранжевых гольфах, белой рубашке с небрежно завязанном факультетским галстуком. Та Лили, которая была ему дорога четыре года, со дня их знакомства. Та Лили, которая слишком быстро уступила место серьезной и взрослой девушке и морщинками на лбу и уверенным взглядом. Та Лили, которую он уже разучился любить.
Она все поняла мгновенно – женщины всегда чувствуют, если их не любят.
- Северус, - она отчаянно держалась, чтобы позорно не разреветься, – пожалуйста, разреши мне быть рядом, поддерживать тебя. Просто в качестве друга, в качестве…
- Чтобы растравливать мои раны? – тон его был излишне резким, но он тоже сдерживался – чтобы не закричать. – Чтобы лишний раз напоминать мне о том, что МОЯ Лили умерла?
- Но что же мне делать?
- Я не знаю. Лили не сказала своему пятнадцатилетнему amicus, что ему делать с той пустотой, которая осталась внутри него. И он заполнил пустоту чем могу – а выбор у него, признаться, был небольшой. Жизнь без мечты, без надежды, без любви. Жизнь… какое забавное слово. Извини, тот мальчик, к которому привязана ты – он еще умел любить. Но он давно умер. А сейчас перед тобой только верный сторонник Темного Лорда, лучший зельевар и окклюмент современности, которого ты совершенно не знаешь.
- Позволь мне узнать! – Лили порывисто наклонилась к нему, пытаясь схватить широкую ладонь с тонкими пальцами, но он отдернулся.
- В. Этом. Нет. Ни. Малейшего. Смысла, - голос Северуса был таким же мертвым, как и его глаза. – Уходи.
@темы: творчество
-
-
04.07.2011 в 23:25-
-
06.07.2011 в 23:25-
-
06.07.2011 в 23:28Но я поняла, как я это сделаю.
Когда я дочитаю все это, я напишу новое Письмо, и там скажу все, что на душе)